Мы приехали в Гордион рано утром. Из-за сильного тумана вершину царского кургана — Тумулуса ММ — было почти не видно. Несколькими днями ранее в Музее анатолийских цивилизаций в Анкаре мы смотрели обнаруженные в тумулусе предметы из бронзы и дерева, так что теперь хотелось бы рассказать и об этих находках, и о том, как устроена Мидасова могила с ее погребальной камерой, сегодня являющейся одним из древнейших деревянных сооружений в мире.

Гордион (об этом городе у нас есть отдельный материал) расположен в долине рек Сакарья и Порсук, где насчитывается около 200 курганов. Первые из них начали сооружаться еще в IX веке до н.э. Традиция их возведения зародилась, вероятно, ранее на Балканах, откуда была принесена фригийцами. Местное население продолжало их возводить вплоть до эпохи эллинизма, так что эти насыпи стали незаменимым элементом ландшафта. Они служили маркерами территориальных границ, политической власти и статуса погребенных. Покоились в них, в основном, представители высших слоев общества — правящая элита.

Погребальная камера Тумулуса ММ сохранилась in situ практически в первозданном виде. Это прямоугольное в плане сооружение 5.15 на 6.20 м, высотою около 3 м, без окон и дверей, перекрытое двускатной кровлей, вероятно, по типу фригийского мегарона. Подобные крыши воспроизведены во многих фригийских скальных фасадах.

При строительстве камеры использовались бревна из сосны, можжевельника и кедра. Сосна и можжевельник — материалы, в целом, характерные для фригийских сооружений. Что же касается кедра, то при раскопках памятников Гордиона не было найдено ни одного примера его использования, и в отличие от сосны и можжевельника, на этих территориях кедр не растет. Его применение могло быть связано с привилегированным статусом заказчика.

В остальном Тумулус ММ — это типичное фригийское погребение, которое сооружалось следующим образом. В грунте делалось углубление около 2 м и размером 16 на 14 м. Его дно и стены выкладывались блоками мягкого известняка и засыпались щебнем. В углах и по периметру расставлялись необработанные валуны. Такая конструкция служила своего рода стабилизирующей «подушкой» для основной бревенчатой конструкции. Внутри деревянной камеры устраивалось погребальное ложе и, видимо уже по окончании всех погребальных церемоний, сооружалась крыша. После этого камера снаружи заваливалась камнями и щебнем, которые создавали прочную внешнюю оболочку. Конструкция запечатлевалась слоем глины и далее насыпался курган. Доступ в камеру полностью прекращался.

Помимо останков в камере было найдено 170 различных бронзовых сосудов, более 180 фибул-застежек, 10 поясов, 18 керамических сосудов, 15 фрагментов / отдельных больших частей деревянной мебели — в частности, 2 сервировочные подставки и 9 столиков. Весь погребальный инвентарь таким образом связывался с темой трапезы. Часть сосудов была сложена в большие бронзовые котлы, выполненные в ориентализирующем стиле и украшенные крылатыми мужскими и женскими фигурами. Разнообразно декорированные бронзовые фиалы с омфалом исследователи относят к переднеазиатскому типу (подобные использовались в Ассирии), но изготавливались данные чаши, скорее всего, в самой Фригии. Также были найдены две ситулы – продолговатой формы металлические ведерки с протомами в виде голов животных — льва и барана. Ситулы являют пример высококачественной торевтики, которая также могла быть импортирована с востока: точно такие сосуды можно увидеть на рельефах Дворца Саргона II (710 г. до н.э.) в Ассирии. Химический анализ остатков пищи и напитков из сосудов позволил исследователям составить «меню» погребальной трапезы. В него входило пряное рагу из баранины или козлятины, с чечевицей и другими овощами; жареное мясо и «ячменное вино» (βρῦτον) — смешанный ферментированный напиток из вина, ячменного пива и медовухи.

Пожалуй, самым впечатляющим предметом погребального инвентаря является исключительная по степени сохранности деревянная мебель, не имеющая аналогов за пределами Фригии. Она включает упомянутые выше 9 столиков-треног, 2 инкрустированные сервировочные подставки, стулья и погребальное ложе. Из 9 столиков-треног (такой тип считался наиболее устойчивыми и служили, по всей видимости, для переноски еды) можно выделить 8 простых, с элегантно изогнутыми ножками и со столешницами, изготовленными из цельного дерева. Девятый же столик сделан из самшита и имеет куда более сложную конструкцию. Его столешница была выполнена из орехового дерева, и сегодня почти полностью утрачена. Зато боковые части каркаса, причудливо сплетенного из отдельных панелей и деталей, сохранили тончайшую инкрустацию можжевеловым деревом. Эта инкрустация — кладезь всевозможных геометрических и стилизованных растительных мотивов. Здесь есть розетты с элементами, напоминающими гильош, «меандровые квадраты», вариации свастики и другие узорные конфигурации, складывающиеся в хитроумные лабиринты и придающие декору стола характер головоломки. Узоры практически бессистемно разнесены по отдельным панелям. Мастера, создавшие эту вещь, очевидно, заигрывали с симметрией и добивались иллюзии повторяемости — но на самом деле повторяющихся узоров в декоре стола нет.

Эта же тема узора-головоломки продолжается в инкрустации двух сервировочных подставок, боковые панели которых сплошь покрыты сеткой схожего орнамента. За его основу взят меандрообразный паттерн, который из ячейки в ячейку раскручивается в разных направлениях. Как и в случае с инкрустированным столиком, мастера добились здесь иллюзии подчинения узора строгой логике, однако, если присмотреться, закономерность повторяемости паттерна так же отсутствует (или не считывается современным зрителем).

Декорация подставок имеет аналоги во фригийской архитектуре. В частности, в декорации скальных памятников, таких как Монумент Мидаса или Бюйюк Капы Кая. Поверхность этих фасадов так же сплошь покрыта вариациями одного геометрического мотива. Исследователи возводили декор фригийских скальных фасадов к плетенным коврам и ширмам, за которыми скрывалось изображение божества. Фасады, таким образом, отмечали место культа и, по всей видимости, принимали на себя своего рода, «экрана», отражавшего главное семантическое значение постройки. Перед фасадами проводились религиозные ритуалы, и в этом плане, сервировочные подставки с их узорчатыми боковыми «экранами» сближаются по смыслу и функциям с архитектурой: они могли служить фоном для ритуального действия — возлияния и подношения, совершаемых во время погребальной трапезы. Геометрические мотивы, в свою очередь, явленные в искусстве Фригии через архитектуру, ткани или предметы мебели, могли служить общим религиозным «кодом», шифрующим присутствие божественного.

В качестве еще одной аналогии орнаменту подставок исследователи приводят ивризский скальный рельеф конца VIII в. до н.э., расположенный на юге Турции. На рельефе изображен местный правитель Варпалавас, предстоящий перед богом бури, изобилия и плодородия Тархундасом. Одежды царя имеют схожую с декором подставок орнаментальную сетку, «сотканную» из квадратных ячеек. Две нижние ячейки в точности воспроизводят паттерн, использованный в декоре подставок. Исследователи полагают, что Варпалавас изображен во фригийской одежде, но в то же время отмечают, что схожий узор присутствовал и в ассирийском текстиле, и, в целом, может восходить и к гораздо более ранним источникам.

Что касается розетт, геральдически вплетенных в орнаментальную сетку каждой из подставок, то их исследователи связывают с богиней Матар. Матар (то есть «Мать») была главным божеством фригийцев и ее образ также тесно ассоциировался с царской властью.