Гробницы царей Тамассоса (Кипр). Пространство, декорация, смыслы
В период поздней геометрики и ранней архаики на Кипре появляются роскошные аристократические погребения. Этот феномен связан с расцветом так называемых городов-царств – автономных экономических и политических центров острова. Среди царств Кипра можно выделить прибрежные и внутренние. Прибрежные обладали собственным выходом к морю, гаванями, возможностью прямого контакта с внешними соседями (это Саламин, Курион, Китион и др.). Внутренние были лишены этих преимуществ, но зато контролировали территории, богатые природными ресурсами (прежде всего медью и лесом). Одним из таких внутренних поселений, а затем и городов-царств, был Тамассос у подножия горного массива Троодос.
История этого царства в источниках прослеживается лишь точечно. Из архива ассирийского царя Асархаддона мы узнаем о том, что в начале VII в. до н. э. Тамассос был включен в число десяти данников Ассирии на равных основаниях с соседними поселениями [1]. Другой письменный источник сообщает о потере царством независимости около середины IV в. до н. э., когда правители соседних Китиона и Идалиона закрепляют свою власть над этой территорией (Duris ap. Athen. IV, 167 c-d). Страбон упоминает богатые медные рудники возле Тамассоса, очевидно, главный источник благосостояния царства (Strabo 14.6.5).
В этом небольшом исследовании рассмотрим одну из так называемых царских гробниц Тамассоса. Прежде всего внимание привлекает ее уникальный и виртуозно выполненный декор. Кому принадлежала гробница не известно, в научной литературе ей присвоен номер – 5. Как и соседняя гробница 12, она относится к типу «выстроенных». Это означает, что ее возвели как архитектурное сооружение из качественно обработанных каменных блоков.
«Выстроенные» гробницы составляют лишь малую часть погребений Кипра, где была широко распространена практика скальных захоронений. Поэтому их обычно определяют как царские. Продуманная программа декорации с ее сложной символикой такую атрибуцию подтверждает.
Гробница №5, Тамассос
Фото: Ирина Савина
Современная реконструкция ликийской постройки
Опорные же плиты с двух сторон от входа украшают рельефные пилястры с так называемыми протоэолийскими капителями. Часть капителей как бы отсекается тройной уступчатой рамой входного проема. Такой же «перспективной» рамой снабжены и стомионы (входы) камер гробницы как с внешней, так и с внутренней стороны.
Рельеф в виде пилястры с протоэолийской капителью
Гробница №5, Тамассос. Ок. 600-480 гг. до н.э.
Фото: Ирина Савина
Боковые стены первой камеры включают большие ниши, которые исследователи называют «ложными дверями».Каждая из них имеет интересную деталь, выполненную в рельефе. Деталь размещена по центральной оси ниши высоко над уровнем пола, и возможно имитирует дверной засов. Это действительно напоминает систему вертикальных стержней, перекрытых поперечной задвижкой. Открыватель гробницы Макс Онефальш-Рихтер писал, что хорошо знаком с подобным типом засовов. Они еще использовались местными жителями во время пребывания ученого на Кипре, то есть в 1880-е годы [4]. Если это действительно имитация замка, то и всю нишу следует понимать как ложную дверь. Элемент для Кипра уникален, но хорошо известен в погребальной архитектуре других регионов – от египетских гробниц эпохи Царств до этрусских или македонских погребений. Ключевой смысл подобной имитации один – дверь не только символически, но и вполне материально воплощает идею границы, за которой существует некий потусторонний, трансцендентный мир.
Опыты с границами продолжаются и в других элементах интерьера. Внутри камеры, предваряющей погребальную, над входами расположены вытянутые горизонтально ниши которые по аналогии с ложными дверями называют «окнами» [5]. Так же, как и стомионы, они имеют уступчатые обрамления. Каждое окно в нижней части декорировано фризом из пяти квадратов, заполненных растительным орнаментальным модулем в виде «древа».
Мотив «священного древа» хорошо известен на Кипре. Начиная с периода геометрики он находит широкое применение в расписной керамике, а затем и в рельефе – например, в оформлении протоэолийских капителей сложного типа с территорий Идалиона и Голги. Примером использования той же схемы с растительными модулями в погребальном контексте может служить декор знаменитого саркофага из Амафунта в собрании музея Метрополитен.
Что именно имитирует архитектура Гробницы №5, имеет ли она какой-то конкретный прототип? На этот вопрос ответить сложно, поскольку мы мало знаем о дворцовом или культовом зодчестве Кипра периода архаики. При всей точности имитации пилястры на входе с их огромными капителями не похожи на реальные функциональные опоры. Они выглядят как знак, как символическая аббревиатура входа-портика. Если искать прототипы, то ими могли послужить плоские, декорированные лишь с одной стороны стелы с протоэолийскими капителями [6]. Их форма говорит о том, что они устанавливались перед стенами или даже примыкали к ним (возможно, фланкируя входы). Такого рода композиция могла быть повторена в декоре преддверия гробницы 5.
Включение уступчатых рам в программу декора гробницы, возможно, призвано показать ее сходство с образами храмовой архитектуры. Уподобление гробницы храму могло подчеркнуть божественный патронаж по отношению к царской власти. В этой связи уместно вспомнить группу памятников, получивших распространение на Кипре во второй половине VI – начале V вв. до н. э. Это двусторонние вотивные стелы, выполненные в форме капителей, представляющие изображение кипрской богини, похожей на египетскую Хатор [7]. Голову богини, наподобие короны, венчает наиск (храмик) с перспективным проемом, в котором появляется кобра-урей. Антуан Эрмари, изучивший серию «хаторических стел», указывает на их принадлежность дворцовому или храмовому контексту и на связь Великой богини с царской идеологией.
В поисках смыслового наполнения мотива перспективной рамы можно обратиться и к более камерным формам. В античной коллекции пушкинского музея хранится модель саркофага, происходящая, вероятно, из Тамассоса. На боковых сторонах модели изображены пары обнажённых богинь с поднятыми руками в обрамлении из перспективных квадратов. Подобное сочетание перспективного обрамления с божественной фигурой встречается и в вотивной стеле из Палеопафоса. В этом же собрании хранится другая стела такого типа: была ли в ней фигура или нет, судить сложно из-за сохранности.
В целом возникает впечатление, что декоративная программа гробниц в Тамассосе была составлена из элементов, взятых из разных источников: культовой и дворцовой архитектуры, из местных, имеющих специфические ассоциации на Кипре, или «интернациональных» (египетских, сиро-финикийских) форм. В итоге удалось создать уникальное целое, не имеющее аналогий в погребениях острова, вызванное стремлением создать метафору храмового или дворцового сооружения.
6. Walcher, 2009, p.124.
7. Hermary, 1985, pp. 657–699.
Евдокимов П. А. Цари доэллинистического Кипра: между богами и людьми, между бронзой и железом, на перекрестке Востока и Запада // «Боги среди людей»: культ правителей в эллинистическом, постэллинистическом и римском мире / Отв. ред. С. Ю. Сапрыкин, И. А. Ладынин. Изд-во РХГА, M., СПб., 2016. C. 76–118.
Искусство Древнего Кипра в Собрании ГМИИ им. А. С. Пушкина: Kаталог выставки / Отв. ред. Акимова Л. И. ГМИИ им. А. С. Пушкина. T. 1–2. М., 2014.
Кишбали Т. П. Архитектура древней Анатолии: типология, локальные особенности и межрегиональные контакты: дис… к. и. н. Москва, 2016.
Налимова Н. А., Савина И. С. Специфика архитектурного решения гробниц Царского некрополя Саламина. О роли погребального обряда, прототипах и параллелях // Актуальные проблемы теории и истории искусства: сб. науч. статей / Под. ред. С. В. Мальцевой , Е. Ю. Станюкевич-Денисовой, А. В.Захаровой. Изд-во СПбГУ, СПб., 2019. Вып. 9. Т. 1. С. 25–39.
Blackwell N. G. Mortuary Variability at Salamis (Cyprus): Relationships between and within the Royal Necropolis and the Cellarka Cemetery // Journal of Mediterranean Archaeology 23/2, 2010. P. 143–167.
Buchholz H.-G. Tamassos-Phrangissa (1885) // CCEC 16, 1991. P. 3–16.
Buchholz H.-G., Matthäus H., and Walcher K. The royal tombs of Tamassos. State of research and perspectives // CCEC 32, 2002. P. 219–242.
Carstens A. M. Cypriot chamber tombs // Panayia Ematousa II. Political, cultural, ethnic and social relations in Cyprus. Proceedings of the Danish Institute at Athens / L. Wriedt Sorensen, K. W. Jacobsen. (eds). Vol. 6/2, 2006. P. 125–179.
Christou D. Κύπρο-Αρχαϊκή Ταφική αρχιτεκτονική. Nicosia, 1996.
Crewe L. Feasting with the Dead? Tomb 66 at Enkomi // Ancient Cyprus in the British Museum: Essays in Honour of Veronica Tatton-Brown. (British Museum Research Publications 180). London, 2009. P. 27– 48.
Fourrier S. La coroplastie d'Idalion à l'époque archaïque. Ateliers et diffusion // CCEC 34, 2004. P. 191–209.
Hadjisavvas S. Chronique des fouilles et découvertes archéologiques à Chypre en 1997 // BCH 122, 1998. P. 663–703.
Hermary A. Un nouveau chapiteau hathorique trouvé à Amathonte // BCH 109, 1985. P. 657-699.
Hermary A. Encore des chapiteaux hathoriques // CCEC 28, 1998. P. 67–72.
Hermary A. Katja Walcher, Die Architektur und Bauornamentik der archaischen Königsgräber von Tamassos auf Zypern, 2009 // CCEC 40, 2010. P. 311–313.
Hermary A. Chypre et la Carie à la fin de l'époque archaïque // Anatolia Antiqua 19, 2011. P. 371-375.
Hermary A., Mertens J. R. The Cesnola Collection of Cypriot Art: Stone Sculpture. N.Y., 2014.
Iacovou M. External and Internal Migration during the 12th Century BC // Cyprus and the Aegean in the Early Iron Age. The Legacy of Nicolas Coldstream. Nicosia: Bank of Cyprus Cultural Foundation, 2012. – P. 207–228.
Iakovou M. Cyprus during the Iron Age through the Persian Period. From the 11th Century B.C. to the Abolition of the City-Kingdoms (c.300 B.C.) // The Oxford Handbook of the Archaeology of the Levant c. 8000 – 332 BCE / M. L. Steiner and A. E. Killebrew (eds.) Oxford, 2014. P. 795–824.
Karageorghis V. Salamis Vol. 3: Excavation in the Necropolis of Salamis / The Department of Antiquities, Nicosia, 1967.
Karageorghis V. Chronique des fouilles et découvertes archéologiques à Chypre en 1969 // BCH 94, 1970. P. 191-300.
Karageorghis Vassos. Chronique des fouilles et découvertes archéologiques à Chypre en 1975 // BCH 100, 1976. P. 839-906.
Karageorghis V. Excavating at Salamis in Cyprus: 1952-1974 / A. G. Leventis Foundation.Athens, 1999.
Karageorghis V. Aspects of Everyday Life in Ancient Cyprus. Iconographic Representation/ A.G. Leventis Foundation. Nicosia, 2006.
Karageorghis V. Ancient Art from Cyprus: The Cesnola Collection in The Metropolitan Museum of Art. N.Y., 2000.
Kourou N. Cyprus and the Aegean in the Geometric Period: The Case of Salamis // Cypriote Antiquities in Berlin in the Focus of New Research. Proceedings of the Conference in Berlin, May 8, 2013 / V.Karageorghis, E. Poyiadji-Richter, S. Rogge (eds.) Münster, New York, 2014. P. 80-84
Lightbody D. I. Signs of Conciliation: The Hybridised ‘Tree of Life’ in the Iron Age City Kingdoms of Cyprus // CCÉC 41, 2011. P. 239-250.
Masson 1964 —Masson O. Kypriaka. I. Recherches sur les antiquités de Tamassos // BCH 88, 1964. P. 199-238
Masson O., Hermary A. Les fouilles d'Ohnefalsch-Richter à Idalion en 1894 // CCEC 10, 1988. P. 3-14.
Masson O., Caubet A. Un chapiteau du Musée du Louvre provenant de Trapeza // CCEC 24, 1995. P. 19-24.
Matthäus H. The Royal Tombs of Tamassos. Burial Gifts, Funeral Architecture and Ideology // CCEC 37, 2007 P. 211-230.
Matthäus H. In memoriam Hans-Gunther Buchholz // CCEC 41, 2011. P. 9-16.
Matthäus H. Metal Finds from the “Royal Cemetery” of Tamassos – Local Traditions, Phoenician and Greek Cultural Influences in Archaic Cyprus // Cypriote Antiquities in Berlin in the Focus of New Research. Proceedings of the Conference in Berlin, May 8, 2013. V. Karageorghis, E. Poyiadji-Richter, S. Rogge (eds.) Münster, New York, 2014. P. 103-136.
Mumcuoglu M., Garfinkel Y. Crossing the Threshold. Architecture, Iconography and the Sacred Entrance. Oxford, Philadelphia, 2018.
Ohnefalsch-Richter, M. Kypros. The Bible and Homer. Oriental Civilization, Art and Religion in Ancient Times. Transl. from German. Berlin, 1893.
Papasavvas G. The Eastern and Western Correlations of a Cypriote Bronze Stand in Berlin // Cypriote Antiquities in Berlin in the Focus of New Research. Proceedings of the Conference in Berlin, May 8, 2013. V. Karageorghis, E. Poyiadji-Richter, S. Rogge (eds.). Münster, New York, 2014. P. 53–86.
Petit T. Images de la royauté amathousienne: le sarcophage d’Amathonte // Iconographie impériale, iconographie royale,iconographie des élites dans l’antiquité /Y. Perrin, T. Petit (eds.). Saint-Etienne, 2004. P. 49–96.
Raptou E. La nécropole Cellarka de Salamine – une réévaluation // Salamis of Cyprus History and Archaeology from the Earliest Times to Late Antiquity Proceedings of the Conference, Nicosia, May 21-23, 2015. S. Rogge, C. Ioannou and T. Mavrojannis (eds.). Münster, New York, 2019. P. 208-227.
Rupp D. W. The Royal Tombs at Salamis (Cyprus): Ideological Messages of Power and Authority // Journal of Mediterranean Archaeology 1/1, 1988. P. 111- 39.
Shiloh Y. The Proto-Aeolic Capital and Israelite Ashlar Masonry // Qedem, Vol. 11, 1979.
Stefani E. Violaris Y. New Evidence on the Early History of the City-Kingdom of Amathous: Built Tombs of the Geometric Period at the Site of Amathus-Loures // BCH Supplement 60, 2018. P. 67-85.
Vonhoff Ch. The Phenomenon of feasting in early Iron Age Cyprus. Bronze and Iron Obeloi from Cypriot Tombs as Evidence for Elite Self-Conception, Social Networks and Trans-Mediterranean Cultural Exchange Chypre // CCEC 41, 2011. P. 133-152.
Walcher K. Die Architektur und Bauornamentik der archaischen Königsgräber von Tamassos auf Zypern // Internationale Archäologie, 112, 2009.