Искусство античного Средиземноморья
За «Химерой» стоит семинар «Искусство античного Средиземноморья», который мы проводим в МГУ с 2014 года. Это наша научная лаборатория, а иногда в прямом смысле кухня.
14 декабря 2022 г.
IX
Образы и орнаменты в искусстве древности
Орнаментальный язык древности – еще одна любимая тема семинара, к которой мы общаемся чуть ли не ежегодно в контексте разных художественных традиций.
На предпоследнем занятии этого сезона мы говорили об особом типе флоральной декорации, популярной в нескольких регионах Средиземноморья со второй половины IV в. до н.э., причем в разных сферах – от прикладных вещей до архитектурной декорации. Такие орнаментальные композиции включают характерный набор растений, фантастических гибридных или реальных (аканф, анемоны, крокусы, арацеи, лилии и др.), и обязательно – спирально закрученные побеги, похожие на виноградную лозу, плющ или вьюнок. Другая их отличительная черта – особое стремление к трехмерному перспективному эффекту, который достигается за счет объема (иллюзорного, если это роспись), ракурсов, наложения форм друг на друга. Более того, в некоторых случаях этот пышный растительный мир оказывается обитаем: среди побегов можно обнаружить фигурки или головки разных загадочных существ.
Варрезский вазописец
360–340 гг. до н.э.
Национальный археологический музей Каноса-ди-Пулья
360–340 гг. до н.э.
Национальный археологический музей Каноса-ди-Пулья
В первом докладе «Персонажи внутри флорального декора апулийских ваз: классификация и попытка интерпретации» Светлана Анохина постаралась разобраться в многообразии антропоморфных и миксоморфных изображений внутри растительной орнаментации апулийских погребальных ваз. Она предложила свою классификацию персонажей, разделив их между тремя уровнями «обитания» – божественным (Ники, Эроты, силены и др.), миром мифических созданий (сирены, сфинксы, грифоны) и сферой земного. Одна из проблем – подвижность и проницаемость границ между группами. Персонажи не всегда однозначно идентифицируются или могут принадлежат сразу двум мирам: например, иноземцы – мифические (амазонки, аримаспы) и реальные (фригийцы, персы).
Варрезский вазописец
ок. 340 г. до н.э.
Собрание классических древностей Киля
ок. 340 г. до н.э.
Собрание классических древностей Киля
Особую сложность представляют женские и, реже, мужские головки, «вырастающие» из цветов или появляющиеся среди побегов аканфа. Вероятно, во многих случаях это – хтонические божества, однако атрибуты или надписи крайне редко позволяет распознать в них конкретных богов. Возможно среди них есть и образы умерших владельцев погребальных ваз, пребывающих в некоем цветочном Элизии. Иногда об этом свидетельствует сходство между головками и предполагаемыми изображениями погребенных в так называемых «наисковых» сценах.
В ходе дискуссии обсуждались вопросы интерпретации некоторых персонажей и мотивов (например мотив Rankenfrau – прорастающей богини – в его апулийской «редакции»). Говорили также о ботаническом составе растительных композиций на вазах, в частности о наличии в них изображений мака – растения, которое ассоциировалось с темой смерти и сна.
В ходе дискуссии обсуждались вопросы интерпретации некоторых персонажей и мотивов (например мотив Rankenfrau – прорастающей богини – в его апулийской «редакции»). Говорили также о ботаническом составе растительных композиций на вазах, в частности о наличии в них изображений мака – растения, которое ассоциировалось с темой смерти и сна.
Мастер Копенгагена 4223
340–320 гг. до н.э.
Музей Метрополитен
Мастер Подземного мира
330–320 гг. до н.э.
Вилла Гетти
330–320 гг. до н.э.
Вилла Гетти
Второй доклад Елизаветы Бойко был посвящен уникальному терракотовому рельефу из этрусского города Цере (Черветери), который изначально интерпретировался как часть декорации монументального погребального наиска. Теперь его связывают с комплексом церетанского святилища Винья Парроккьяли (Vigna Parocchiale), расположенного близ некрополя.
Тем больший интерес они вызвали. Фриз включает многие мотивы, обсуждавшиеся в связи с апулийскими вазами – здесь тоже есть головки божеств (вероятно, Диониса и Ариадны) и маленькие фигурки эротов среди растительных побегов. При сходной иконографии, разница определяется масштабом и материалом. Вместе с тем среди современных церетанскому архитектурных фризов почти не удается найти буквальных аналогов. Из наиболее близких примеров были приведены фрагмент этрусской матрицы из Рима, хранящийся также Этрусском Григорианском музее Ватикана, фриз из гипогея Палмьери в Лечче, фрагменты рельефов из Женевского музея искусства и истории, фриз из Дома Свадьбы Александра в Помпеях.
Рельефы хранятся в собраниях музея Ватикана, однако недоступны для осмотра и до сих пор, несмотря на давность находки, остаются без должного внимания.
Едва ли не большее сходство с церетанским рельефом демонстрируют произведения малых форм, особенно пластическая декорация ваз из сицилийского Чентурипе. Елизавета также нашла убедительные параллели в декорации капителей коринфского ордера, возникшего в самом конце V в. до н.э. на волне того же интереса к растительной орнаментике с ее богатым эстетическим и смысловым потенциалом.
Во время обсуждения был затронут уже поднимавшийся на семинаре вопрос о происхождении гротеска как художественной формы и о его истоках в растительно-фигуративной орнаментике IV в. до н.э. Обсуждали также возможную датировку фриза. Найденная Елизаветой (уже после доклада) аналогия – мраморный фриз из храма Афины в Кастро, который сейчас экспонируется на выставке в музее Таранто, подтверждает предположение о датировке ватиканского фриза концом IV в. до н.э.
Леканы из Чентурипы
IV-III вв. до н.э.
Фрагмент фриза из Монтелупо Фьорентино (Этрурия)
III в. до н.э.