Искусство античного Средиземноморья
За «Химерой» стоит семинар «Искусство античного Средиземноморья», который мы проводим в МГУ с 2014 года. Это наша научная лаборатория, а иногда в прямом смысле кухня.
30 ноября 2022 г.
VII.
Миграция образов в искусстве античного Средиземноморья
На седьмом занятии обсуждалась одна из любимых сквозных тем семинара – миграция образов и мотивов. В этот раз речь шла о влиянии иранских (ахеменидских) образов на искусство Греции.
Доклад Марии Ненаховой был посвящен церетанским гидриям – группе сосудов (550-500 гг. до н.э.), происходящих из мастерской этрусского города Цере.Археологический контекст этих памятников не всегда ясен. Возможно, все они происходят из гробниц этрусской знати. Формальные признаки гидрий позволяют выделить работу ионийской мастерской, активной во второй половине VI в. до н.э.
Судить о производстве и предназначении этих гидрий довольно сложно, как и о прямых ахеменидских влияниях на их росписи. В эпоху архаики ближневосточные мотивы были популярны и в этрусской, и в греческой вазописи. Можно говорить также о «вторичных» заимствованиях: например, влияние ориентализирующего стиля Коринфа весьма заметно в аттических вазах, в том числе так называемых «тирренских амфорах», которые производились на этрусский рынок. Одновременно с этим в Ионии существовал свой круг образов, на который могла непосредственно влиять визуальная культура Ассирии, Анатолии, Леванта и, вслед за ними, – ахеменидской Персии.
Гидрия
Ок. 520 до н.э.
Цере, Лувр. Фрагмент
Гидрия, Мастер Орла
530-520 до н.э. Вилла Джулия, Рим
Иконографические схемы, а иногда и сюжеты, выбранные художниками для церетанских гидрий, не всегда находят параллели в греческом искусстве. Одна из излюбленных тем в этих сосудах – охота. Она достаточно активно разрабатывалась в греческой вазописи, где популярной стала геральдическая композиционная схема с животным-жертвой в центре и охотниками по сторонам. На церетанских же гидриях представлено динамичное преследование зверя, изображение которого смещено от центра к краю композиции. Аналогии таким решениям обнаруживаются в финикийской торевтике и в ахеменидских резных печатях, а также в некоторых сиро-анатолийских памятниках. Интересно, что в немногочисленных греческих вариантах движение фигур показано слева направо, а в церетанских гидриях – наоборот. Эта инверсия, касающаяся и других сюжетов, вызвала оживленную дискуссию. В качестве аналогии докладчицей были приведены некоторые изображения на ахеменидских печатях, в которых, однако, смена направления движения могла объясняться зеркальным отображением на оттиске. В заключении прозвучала мысль о том, что каждая гидрия – это особый «микрокосм», в сложении которого участвуют многие компоненты: панионийский художественный язык, этрусские предпочтения, ориентализирующие, в частности, ахеменидские образы. Влияние последних проявлялось на различных уровнях – в особой, динамичной композиции сцен охот, иногда с включением мотива терзания, в обилии крылатых персонажей (быков, коней, гиппокампов), в появлении пейзажей и в специфических костюмах некоторых персонажей.
В докладе Екатерины Воробьевой речь шла о ювелирном деле, а именно — о разомкнутых браслетах с навершиями в виде голов животных, например, львов или баранов.
Мотив такого украшения проник в Грецию с Востока еще в архаический период в результате заимствования опыта все тех же Ассирии и Финикии. Влияние ахеменидского искусства также проявилось в характерных приемах стилизации. Например, лев в персидских произведениях изображался так, «будто он надел капюшон из своей гривы», – она отделялась от морды четкой линией. Уши геометризировались, а все сочленения трактовались графически. Греческие браслеты изначально были похожи на ахеменидские предметы торевтики и ювелирной пластики. Однако постепенно греки отошли от четкой линеарной стилизации и приблизились к большему натуроподобию.
Мотив такого украшения проник в Грецию с Востока еще в архаический период в результате заимствования опыта все тех же Ассирии и Финикии. Влияние ахеменидского искусства также проявилось в характерных приемах стилизации. Например, лев в персидских произведениях изображался так, «будто он надел капюшон из своей гривы», – она отделялась от морды четкой линией. Уши геометризировались, а все сочленения трактовались графически. Греческие браслеты изначально были похожи на ахеменидские предметы торевтики и ювелирной пластики. Однако постепенно греки отошли от четкой линеарной стилизации и приблизились к большему натуроподобию.
Пара браслетов с окончаниями в виде львиных голов
V-IV в до н. э.
Золото, серебро. Некрополь Пантикапея. Вес – 120 и 124 гр. Государственный Эрмитаж.
По технике изготовления греческие изделия тоже отличались и, по мнению автора, именно это существенно повлияло на сложение стиля. Технология цельного литья придавала ахеменидским изделиям целостность, текучесть, в особенности при переходе пластической формы (головы или протомы животного) в обруч браслета. Греческий же стиль оказался более динамичным, чутким к декорации, что объясняется первичным недостатком металла в регионе и необходимостью использовать при изготовлении изделий проволоку и листовое золото. Интересно однако, что к тому времени, когда стили уже сложились, технология изготовления перестала влиять на образ: нам известны полые ахеменидские браслеты и литые греческие, сохраняющие присущие двум традициям стилевые приметы.
Особый интерес и дискуссию вызвали персидские цельнолитые браслеты омега-образной формы, известные не только по находкам в погребениях, но и по изображениям в рельефах. Встал вопрос о том, как они носились и носились ли вообще: в искусстве они изображались не как украшения, но как подношения правителю.
