Искусство античного Средиземноморья

За «Химерой» стоит семинар «Искусство античного Средиземноморья», который мы проводим в МГУ с 2014 года. Это наша научная лаборатория, а иногда в прямом смысле кухня.

23 ноября 2023 г.

VI.

Изобразительный и семантический потенциал античной торевтики

На этом занятии говорили о торевтике – искусстве художественной обработки металла, соединяющем выразительность скульптурной формы с прямой функциональностью, утилитарностью предмета. В центре внимания оказались металлические антропоморфные сосуды в виде головы человека или мифологического существа, происходящие с территорий Фракии и Ликии.
Они были выполнены в IV в. до н. э. либо в греческих мастерских, либо в местных, но ориентированных на греческую традицию.

Мария Веревкина обратилась к золотым ритонам в виде женских голов из знаменитого Панагюриштенского клада, обнаруженного в Болгарии в 1949 году. Эти широко известные находки она постаралась рассмотреть в контексте более широкого явления – производства греческих антропоморфных сосудов в разных медиа.

Ближайшие аналоги нашлись среди терракотовых ваз – наиболее многочисленной группы сосудов-голов, производившихся в Аттике, начиная с конца VI в. до н. э. Последние весьма разнообразны с точки зрения типологии – встречаются ойнохои, канфары, килики, арибалы, ритоны. Что же касается их «антропологии», то она ограничена определенным кругом персонажей: это женщины, как правило, без специфических атрибутов (просто «коры»), иноземцы, в том числе негроидной расы, сатиры. Горлышко подобных сосудов могло украшаться фигуративной росписью, нередко дионисийского содержания. Симпосиальная функция большинства сосудов и появление среди них персонажей дионисийского круга позволяют интерпретировать их в контексте греческой культуры пиров. Именно в руках симпосиастов эти чаши должны были «оживать», создавая эффект присутствия других действующих лиц, привнося элемент экзотичности, инаковости в привычное действо. Эта игра созвучна самой практике винопития – опыту трансформации, метаморфозы, временного перехода в иное, отличное от обыденного, состояние. Симопсиаст, встречаясь лицом к лицу с «глядящей» на него чашей, должен был испытывать на себе эффект почти гипнотический (мысль, высказанная Франсуа Лиссаррагом). Как мы знаем глаза сами по себе широко использовались в декорации чаш для вина, где они выступали как апотропей и, одновременно, как знак перевоплощения симпосиаста, своего рода маска.

Чаша в форме головы перса

410-400 гг. до н.э.

Британский музей

Cосуд с головой молодого африканца

IV в. до н. э.
Метрополитен-музей

Терракотовый арибалл (сосуд для парфюма)

Ок. 500 год до н.э.
Аттика
Метрополитен-музей

Ойнохоя

500-490 год до н.э.
Аттика
Государственный Эрмитаж

Панагюриштенский клад
IV в. до н. э.
Региональный исторический музей Пловдива (Болгария)

Панагюриштенские ритоны представляют тот же тип антропоморфного сосуда, но воплощенный в драгоценном материале – золоте. Смена материала влечет за собой изменения в восприятии, семантическом наполнении и, вероятно, указывает на иную функцию.
В отличие от полихромных, как бы живых, терракотовых голов, золотая «плоть» панагюриштенских ваз выступает как признак инаковости другого рода – как атрибут божественного. Питье из таких ритонов, очевидно, не предполагало противопоставления, но скорее приобщение к миру трансцендентного. Сфера их использования должна была ограничиваться крайне значимыми событиями – ритуалами, культовыми действами.

Кого представляют три панагюриштенских ритона не известно. Чаще всего в них видят трёх амазонок, либо трёх богинь: Афродиту, Геру и Афину. Если последнее верно, то весь драгоценный «сервиз» должен был содержать намек на известный эпический сюжет – суд Париса, изображение которого украшает один из зооморфных ритонов Пнанагюриштенского клада.

Тот же мотив присутствует в оформлении сосуда, ставшего героем второго доклада Тамаша Кишбали – серебряного канфара с не вполне ясным провенансом, материковой греческой или малоазийской работы, сохранившего надписи на ликийском языке. Он представляет более специфическую вариацию той же типологии, что была рассмотрена выше, и также имеет прототипы среди более ранних греческих керамических ваз.

Этот двуликий канфар объединяет образы двух персонажей, чьи головы – женская и мужская (?) – соединяются в районе затылка. Женская часть сосуда сохранилась намного лучше предполагаемой мужской, от которой остался лишь фригийский колпак с орнаментом в виде россыпи розетт.
Поэтому, наряду с проблемой идентификации персонажей, встает вопрос реконструкции недостающих частей сосуда, не только самих ликов, но и рельефа со сценой суда Париса на горлышке. Докладчик, опираясь на вазописные аналогии, предложил возможные варианты реконструкции сцены. Что касается интерпретации двух ликов сосуда, то, по его мнению, наиболее убедительна версия о Парисе и Елене.

Двуликий канфар с ликийскими надписями

Британский музей

Тамаш обратил внимание на то, что само соединение двух образов в одном всегда носит подчеркнуто эмблематичный, риторический характер. Одна из главных семантических коннотаций такого соединения – идея союза и согласия. Это позволяет допускать, вкупе с темой суда Париса на шейке, свадебное, церемониальное назначение сосуда (такая же интерпретация предлагалась для аналогичного двуликого сосуда из собрания Ортиса). Впрочем, это не исключает последующей «жизни» сосуда как вотивного подношения в святилище или погребального дара в гробнице.
Прозвучали интересные предположения относительно гипотетической фигуры заказчика сосуда, который мог ассоциировать себя с одним из персонажей (например, Александром-Парисом) – стратегия, хорошо знакомая по погребальным памятникам той же Ликии. Желая показать свою приобщенность к эллинскому миру через эпос или миф, используя язык греческой визуальный культуры заказчик, тем не менее, оставался верен традициям своей культуры, что отразилось и в ликийских надписях и в локальном прочтении греческих образов.

Рисунок-реконструкция канфара

R. D. Barnett

Позолоченные надписи на ликийском языке

В ходе дискуссии докладчики и слушатели пришли к некоторым обобщающим заключениям. Традиция создания ваз в виде голов зародилась в Греции и нашла наиболее яркое воплощение в терракотовых аттических вазах первой половины V в. до н. э. Такие сосуды, однако, создавались относительно недолгое время и, возможно, для каких-то специфических целей. Их производство пресекается довольно скоро, но сама концепция-форма «всплывает» уже в IV столетии на негреческих территориях. Теперь она находит воплощение в драгоценном металле, что, вероятно, имело принципиальное значение для иноземных заказчиков, существенно повышало ценность подобных вещей. Есть ощущение, что не только материал, но и статус персонажей, представленных в золотых и серебряных сосудах, меняется по сравнению с керамическими. Вместо дионисийства и экзотики на первый план выдвигаются эпические темы, важные в контексте аристократической культуры варварских элит. Старая традиция переживает возрождение и интересную метаморфозу, хотя судить об этом явлении, вероятно более масштабном, мы можем лишь по отдельным разрозненным находкам.

Ликийский двуликий сосуд экспонировался на выставке “Luxury and Power: Persia to Greece” в Британском музее в 2023 году.