Искусство античного Средиземноморья


За «Химерой» стоит семинар «Искусство античного Средиземноморья», который мы проводим в МГУ с 2014 года. Это наша научная лаборатория, а иногда в прямом смысле кухня.
21 декабря 2023 г.
X.

Контакты, параллели, влияния – за пределами ойкумены

В этот раз мы вышли за границы привычного нам Средиземноморского региона и обратились к искусству Японии и Китая, оставшись, однако, в русле хорошо знакомых проблем: обсуждали веризм и схематизм в скульптуре (первый доклад), а также взаимодействие между культурами различных регионов (доклад второй).

Первый доклад Елизаветы Ванеян — был посвящен японской скульптуре X–XIII вв. Речь шла о двух тенденциях в создании культовых образов — условно, веризме и схематизме, которые существовали в рамках концепции «будды в живом теле» или «живые будды» (сё:дзин буцу 生身仏). Для японской скульптуры это понятие является ключевым, оно связано с той ипостасью будды, в которой он проповедует и осуществляет спасение в мире живых существ. Самый знаменитый «будда в живом теле» — средневековая статуя «Сандаловый Будда» (Будда Сяка, 980-е гг.), хранящаяся в монастыре Сэйрёдзи (Киото).

Она связывается с прижизненным портретом Будды Шакьямуни, который был выполнен по заказу царя Удаяны. Согласно легенде, для исполнения статуи ее скульптор поднимался на небо, где Будда в то время проповедовал (к слову, схожее предание существовало в отношении знаменитого древнегреческого скульптора Фидия, поднимавшегося на Олимп для создания статуи Зевса; такие предания могут восприниматься как троп, распространенный внутри разных культурных традиций). Позже статуя «Сандалового Будды» была увезена в Китай. С нее делали копии, одну из которых монах Тёнэн (938–1016) заказал и собирался перевезти в Японию. Однако вместо этого в Японии пожелал оказаться «оригинал» — статуя попросила монаха забрать ее с собой и, чтобы сократить время в пути, начала помогать Тёнэну: днем монах нес статую на спине, а ночью — она его (проиллюстр. Кото Мотонобу). Подобные предания также способствовали восприятию культовых образов в Японии как живых будд, способных двигаться, изъявлять и демонстрировать свою волю.

Будда Сяка, т.н. «Сандаловый будда».

988 г.

Сэйрё:дзи (Киото)

Такие понятия как «копия» и «оригинал» воспринимались совершенно иначе, чем в западной традиции. Копии были самоценны, а оригиналы — порой недостижимы. В облике некоторых культовых образов преобладали архаизирующие черты, отсылающие к древним почитаемым изображениям вроде «Сандалового Будды». Намеренная архаизация, равно как и наделение скульптуры качествами, присущими божеству или живым существам – эти тенденции также общие для различных культурных традиций. Характерны они и для искусства античности: архаизирующая линия, своего рода стилизация под древность, прослеживается уже в эпоху греческой высокой классики.
В докладе большое внимание было уделено передвижению и «оживанию» буддистских статуй, их участию в процессиях, живому взаимодействию с верующими. В связи с этим также вспоминаются античные легенды, например, о скульптурах, выполненных Дедалом, и механизмах, с помощью которых они могли двигаться; о цепях, которыми они были прикованы для предотвращения их побега (Plat. Meno 97d; Plat. Euthyph. 11). Об «оживших» статуях и проявлении их божественной воли пишет Павсаний: «…так, статуя Артемиды — она сама и ее оружие были сделаны из меди — выпустила из рук щит» (Paus. 4.13.1). В «Записках о примечательных вещах на Самосе» эллинистического автора Менодота (известны в пересказе Афинея) повествуется о том, как культовую статую Геры на Самосе омывали в море и потчевали ячменными лепешками; как тирренские пираты похитили ее и доставили на корабль, однако не смогли отплыть от берега, и, видя в этом божественное вмешательство, бросили статую на берегу. Карийцам, решившим, что статуя «заблудилась» и добралась до берега сама, пришлось связать ее ивовыми ветвями (Athen. 15.11; 15.671е–15.74a).

«Надеваемый будда»
кабури ботокэ 被り仏
Мукаэко: в Ко:бо:дзи 弘法寺 (преф. Окаяма)
Независимо от степени условности или натуроподобия в трактовке внешней оболочки, внутри японских культовых образов могли содержаться различные вложения — органы, сшитые из шелка, «пять плотных» и «пять полых» (самый ранний пример — все тот же «Сандаловый Будда» из Сэйрёдзи), или так называемая ступа горинто — символ тела будды, состоящий из поставленных друг на друга основных геометрических тел, соответствующих пяти элементам, пяти буддам и другим важнейшим категориям буддийского мироздания.

Символика ступы горинто

Иногда рассмотреть эту ступу можно только с помощью бароскопа — камеры, опущенной внутрь статуи. Она же позволяет обнаружить, насколько тщательно скульпторы прорабатывали, а иногда и покрывали золотом, статуи изнутри (Будда Дайнити-нёрай. Синтё:дзи, Синнёэн, Токио. Скульптор Ункэй, XII–XIII вв.).

Будда Дайнити-нёрай

Синтё:дзи

Синнёэн (Токио) приписывается мастеру Ункэй (?–1223).

XII–XIII вв.

В некоторых японских статуях внутреннее наполнение было выполнено более «физиологично», как в «Будде Амида с внутренностями» XVI в. (Эйкокудзи, Нагоя). Возможно, эта статуя, содержащая правдоподобную имитацию внутренних органов человеческого тела, была выполнена по анатомическим трактатам, привезенным в Японию из Голландии. Все это позволяет говорить о совершенно особом веризме, присущем японской скульптуре. Веризме, который выражался не только во внимании ко внешнему правдоподобию, но и к содержанию и производимому скульптурой эмоциональному эффекту. В качестве свидетельства о стремлении к внешнему правдоподобию можно привести такие техники, как наделение статуй инкрустациями глаз горным хрусталем, а губ — красной слюдой. Продолжением концепции «будды в живом теле» является и особая трактовка рук, у некоторых статуй выполненных из металла: металлические руки нагревали, чтобы при соприкосновении с культовым образом у молящегося рождалось ощущение живой теплой плоти.

Тема второго доклада Оксаны Смаголь — была сформулирована широко: «Художественные контакты античного Средиземноморья и Китая: проблемы заимствования, синкретизма, синтеза (ок. III в. до н.э. – V в. н.э.)». Он стал развернутым введением в обозначенную тему и отразил главные проблемы, с которыми сталкиваются исследователи при обращении к ней.

В первую очередь докладчица уделила внимание историографии; были отмечены работы Вальтера Шеделя (Walter Scheidel), Юй Тайшань (Yu Taishan), Энтони Барбиери-Лоу (Anthony Barbieri Low). Отмечалось, что сегодня, наряду с «западным» подходом к изучению искусства античного Средиземноморья, необходимо учитывать и принимать во внимание формирующуюся «восточную» историографию, которая складывается, в том числе, в контексте конференций и выставок, посвященных античному искусству (выставка 2022 г. в Национальном музее Китая в Пекине; выставка о Сирии и искусстве древней Месопотамии в Гуанчжоу, 2023 г.).

Глазчатые бусины эпохи Чжоу
XI-III вв.до н.э.
Восточная Чжоу


В основной части доклада затрагивалась одна из ключевых в контексте данной темы проблем – Великий шелковый путь. Была сделана попытка обобщить современные представления о нем и обозначить актуальные интерпретации этого понятия. Так, с одной стороны, Великий шелковый путь может мыслиться как некий условный интеллектуальный конструкт, сформированный на основе исторических и географических сведений (Т. Мкртычев). В иной, более конкретной плоскости, этот торговый тракт может отождествляться со сложной совокупностью морских, сухопутных и «гибридных» путей, связывавших Восток и Запад (А. Барбиери и др.).

Среди косвенных свидетельств наличия контактов между древним Китаем и античным Средиземноморьем были рассмотрены как письменные источники, так и материальные. Докладчица рассказала о «римских» вещах в Китае (речь зашла о привозном римском стекле) и о «китайских» вещах на Западе (в частности, о шелке и лаковых изделиях). В разговоре о стекле основное внимание было уделено так называемым «глазчатым бусинам». Это одна из интереснейших групп памятников, ареал распространения которой на Западе был очень широк. Поскольку в Китае не существовало производства стекла, сопоставимого по масштабам и качеству, скажем, с римским, здесь распространились привозные «глазчатые бусины» (известные, например, по финикийским образцам), и только с V в. до н. э. они стали широко имитироваться местными мастерами. Но для современного исследователя вопрос происхождения многих стеклянных изделий, обнаруженных именно в Китае, все еще остается сложным. Немаловажно, что отдельные глазчатые бусины были найдены в самых богатых захоронениях, и, по всей видимости, они воспринимались как ценнейшие предметы, наряду с нефритом. Распространение их сошло на нет только к середине II в. до н.э.
О ценности изделий, привезенных с Запада, сохранились и письменные свидетельства ханского и более поздних периодов. В «Записках о буддийских монастырях Лояна» («Luoyang qielanji»), составленных в эпоху Севеверная Вэй (386-534 гг.), читаем, что «превосходивший всех богатством» правитель Северной Вэй по имени Юань Чэн часто собирал приближённых и демонстрировал им свои сокровища. Среди его сосудов для вина были и чаши из хрусталя, и чаши из агатового стекла, и кубки из красного нефрита: «их у него были десятки, все великолепно выполненные… Они не были местного производства, но происходили из Западных земель». Под «Западными землями», однако, могла подразумеваться и Западная Азия, не обязательно Рим. Что же касается шелка, то Плиний Старший и Тацит в своих трудах упоминали шелк. Плиний даже называл местом изобретения шелка о. Кос в Эгейском море (Кн.11, XXVI), о чем свидетельствовал еще Аристотель, и что представляется, скорее, легендой.

Образцы ханьского шелка, происходящие из захоронения Мавандуй в провинции Хунань
Даже если подобное изобретение и имело место, то секреты производства оказались утрачены на Западе, и вновь они были обретены только в VI веке (воспринятые византийцами, опять же, из Китая). Кроме того, позднее один из арабских авторов XIII века, Ибн Абу Усайбиа, говоря о трудах, хранившихся в библиотеке римского врача Галена (II–III вв.), упоминал среди прочего и об особых книгах, для их владельца «дражайших», написанных «на белом шелке» и помещенных в «черные футляры». Возможно, речь шла о китайской живописи на свитках. Интересно, что вывозившийся из Китая шелк выступал и платёжным средством. Но сами китайцы порой видели в нем средство ослабления (и даже морального разложения) соседей и потенциальных противников. Ведь использование шелка, согласно китайским источникам, могло располагать народы за пределами Китая к губительной роскоши и изнеженности.
«Изготовление шелка»
Чжан Сюань (копия XIIв. со свитка VIIIв., эп. Тан)
Так или иначе, многочисленные образцы простого и орнаментированного китайского шелка разного качества в XX веке были обнаружены в захоронениях античной Пальмиры (Башня Элахбела; башня Китот, I–III вв.).

В последней части доклада речь шла о китайских лаковых изделиях — ханьских шкатулках и саркофагах. Обнаружение подобных памятников в Северном Причерноморье (как шкатулка, найденная в захоронении I–II вв. в Усть-Альминском некрополе в Крыму) стало одним из важных свидетельств контактов Китая с античным Западом.

Фрагменты лаковой шкатулки из некрополя Усть-Альма в Крыму